Жар Холодного ручья - Страница 33

Сержант, прощаясь, похлопал его по плечу!

— Предоставь все закону, Барт.

— Там, откуда я приехал, закону, к сожалению, не всегда удается торжествовать.

— Тогда, наверное, ты живешь не там, где надо.

— Пожалуй, сейчас не вполне подходящий момент, чтобы дискутировать, сержант, — пробормотал Палмер и вошел в дом.

Здесь было пусто, темно, тихо. На душе стало совсем тоскливо. Одиночество всей тяжестью навалилось на него. Часы пробили три. Барт подумал: в такое время ему вряд ли дадут повидаться с Урсулой, но решил, что все равно прорвется.

Урсула находилась в отдельной палате. Высокая больничная койка, казалось, сделала ее еще тщедушнее. Выглядела она неважно. Осунулась, побледнела.

Когда Палмер на цыпочках подошел поближе и осторожно придвинул стул, Урсула не сразу открыла глаза.

— Привет, бабуля, — с нежностью произнес он. — Как ты себя чувствуешь?

— Как я могу себя чувствовать? — слабым голосом ответила она. — Простить себе не могу, что мой Райт погиб. Ты уже знаешь?

— Да.

— Я сама во всем виновата. Во всем…

Две крупные слезинки сползли по ее щекам. Барт стиснул ей руку и горячо сказал:

— Неправда. В том, что сегодня случилось, нет твоей вины. Пожалуйста, не преувеличивай.

— Нет, есть, — упрямо отозвалась она. — Я получила то, чего заслужила. «Старая ведьма», кажется, так написано на моей двери?..

— Утром сотру надпись к чертовой матери, забудь!

— Но как мне забыть Райта? Лучше бы я сама оказалась на его месте.

— Глупости! Перестань казниться, очень прошу.

Урсула взглянула на внука с невыразимым страданием.

— Ты не понимаешь, Барт. Я просто не могу тебе всего рассказать… Не хочу, чтобы ты меня потом ненавидел.

— Не морочь мне голову, дорогая моя… Разве я могу тебя ненавидеть? Я люблю тебя.

Слезы вновь блеснули в глазах Урсулы, но голос, когда она заговорила, оказался спокойным и твердым.

— Я хочу, чтобы утром ты позвонил Фарроу домой… Скажи им, скажи… я согласна продать ферму…

В первый момент Палмер изумился, инстинктивно противясь такому решению. Разве она не понимает, что именно этого кое-кто добивается, стремясь сломить ее дух и вынудить сдаться?

Он уже собирался было отговаривать Урсулу, хотел сказать: вместе им непременно удастся выстоять… Да есть ли у него право не учитывать столь серьезные обстоятельства?

Его мучительные раздумья прервала сама Урсула:

— Я… я не хочу больше возвращаться… туда. Подыщу себе местечко где-нибудь в приличном доме для престарелых. Говорят, в нашем штате есть вполне подходящие.

— Чепуха! Зачем переезжать куда-то? Тебе ведь нравится Честер! Здесь же твой дом!

— О, я не могу в нем оставаться. Особенно теперь.

— Тогда живи со мной в Бостоне… Продам свою квартиру и куплю нам что-нибудь попросторней…

— Нет, — резко оборвала его Урсула. — Спасибо, Барт, но не хочу, чтобы ты делал это. Даже не заводи такой разговор… А сейчас дай мне поспать, милый. Я так устала.

Барт вздохнул, сам вдруг почувствовав жуткую усталость. Ночь выдалась длинной, да еще похожей на качели — то он на верху блаженства, то в мрачной бездне.

— Хорошо, ба, поспи, отдохни как следует. Увидимся утром…

В больничном коридоре Палмер остановился у столика медицинской сестры, попросил вызвать дежурного врача. Тот немного успокоил его: Урсуле просто требовался покой после пережитого. Через пару дней все нормализуется.

Она и в самом деле никогда не жаловалась на свое здоровье. Скорее всего, сказывались твердый характер, природная закваска или вообще стойкость к испытаниям жизни. Конечно, сейчас немного расквасилась, подумал Барт, однако он в душе надеялся, что ему удастся все-таки отговорить ее от нелепой идеи с домом престарелых. Разве сможет она жить без своих старых привычек, друзей, среди чужих стен, без своего огородика, вдали от любимого ею морского залива?..

По дороге на ферму Палмер пребывал в мрачном настроении, хотя ярко светила луна и занимался чудный рассвет. Что принесет он ему? У него совсем не было уверенности, что в теперешних обстоятельствах между ним и Деби все сложится гладко. Барту не терпелось немедленно, как только приедет, позвонить ей по телефону. Останавливало одно — перебудит всех домочадцев, включая отца и мачеху.

Жаль, Деби не живет отдельно, думал он. Будь у нее своя квартира или дом, поехал бы туда прямо сейчас. Ему нестерпимо хотелось обнять ее, насладиться любовью и нежностью и, возможно, обрести желанный покой…

А пока Палмеру ничего не оставалось, как надеяться хотя бы на несколько часов забытья в спасительном для его нервного состояния сне.

Эта надежда рухнула, когда, притормозив у калитки, Барт снова увидел отвратительные надписи на створках дверей. Все в нем вскипело. В ярости он терзал себя мыслями о том, кому это было нужно. И самое ужасное — приходил опять к выводу, что Гудвин Фарроу приложил тут руку.

Кому, как не Гудвину, играть ва-банк, любым способом добиваясь возможности осуществить задуманное строительство? Крупный торговый и культурный центр — хороший козырь, если мечтаешь о кресле мэра. Да Гудвин спит и видит этот пост! И уже в уме небось прикидывает процент голосов, отданных ему избирателями.

Барт стиснул зубы от злости. Хочет въехать в рай на чуждом несчастье? Так не бывать тому!

Мрачная решимость Палмера лишь усилилась, когда, обогнув дом, он подошел к руинам сарая и увидел обгоревшие останки любимой Урсулой собаки…

Ладно, он не станет обращаться ни в какие газеты, а прямо отправится к Гудвину и, глядя ему в глаза, выскажет все, что о нем думает. И уж в выражениях не постесняется!